Алина Ревенко потеряла зрение в 17 лет. У нее не было генетической патологии и она не получала никаких травм. Она просто заболела, и из-за высокой температуры начали лопаться сосуды. В том числе — и сосуды сетчатки. Сейчас Алине 28, и она решила рассказать нам, каково это — жить, когда видишь только половиной левого глаза.
Меня зовут Алина, мне 28 лет. Десять лет назад у меня почти полностью пропало зрение. И я научилась с этим жить.
Возможно, все могло бы быть иначе, если бы я не пережила сильный стресс. Мне было 17 — время безрассудной любви, иллюзий и разочарований: почти все в этом возрасте заводят романы, и почти все эти романы заканчиваются неудачно. Так случилось и со мной. Все не задалось с самого начала — мне 17, ему 36. Я достаточно эмоциональна и быстро приписываю людям много хороших качеств, которых на самом деле нет: отношения те продлились немногим больше, чем полгода. Естественно, моя семья была категорически против этого союза. Закончилось все тем, что в доме моих родителей куда-то пропало все золото. И жених тоже пропал. Потом появился с просьбами, слезами, угрозами и прочей мыльной оперой. Сейчас я говорю об этом спокойно, а тогда разрывалась на части: мало того, что иллюзии были разбиты вдребезги, так ещё и одолевало чувство стыда за собственную наивность и глупость. На дворе был февраль, и я, ко всему прочему, еще и заболела. За следующие 3 месяца я успела простудиться, потом ещё раз, потом схлопотать ангину, после нее гнойную ангину и, на десерт, бронхит.
В конце апреля я заболела опять. Поначалу меня беспокоила только высокая температура. Ну, я ей — жаропонижающее, она немного падает, а через пару часов возвращается, как ни в чем не бывало. Иногда таблетки помогали на полдня. Неделю я с ней сражалась, а 2 мая попала в больницу с воспаленными лимфоузлами, высокой температурой и лопнувшими сосудами под кожей на руках, ногах, и на сетчатке глаз. Получила укол противошокового и жаропонижающего и отказалась от госпитализации. Я не моглда себе представить, что процесс в моем теле уже запущен, и что он окажется бесповоротным. Уже утром 3 мая я вернулась — в офтальмологию. А к вечеру почти полностью ослепла. Правым глазом я видела на 2%, левым — и того меньше. Через 12 дней мне исполнилось 18.
Дальше наступило время больниц, – сначала в родном Кременчуге, потом в Полтаве, — обследований, уколов и прочих жизненных радостей. Потом были поездки в Одессу и Киев, ещё обследования, операции, реабилитации… Мой диагноз звучит так: оперированная отслойка сетчатки правого глаза, атрофия зрительного нерва левого глаза, вторичная макулодистрофия левого глаза, оперированый пролиферативный синдром левого глаза, незрелая осложненная катаракта левого глаза. Сложно подсчитать, какой процент зрения у меня на самом деле сохранился, так как на сетчатке остались рубцы, глаз сложно сфокусировать на мелких деталях надолго. Да и обследуюсь я сейчас крайне редко: медицина пока бессильна вернуть мне полноценное зрение, поэтому я постепенно отказалась от лечения. Оно помогало лишь на время, а потом провоцировало новые рецидивы.
Как я вижу?
Периодически разные люди задают один и тот же вопрос: «А как ты видишь?» Вопрос из неудобных, но не для меня (я уже к нему привыкла), а для того, кто спрашивает. И многие так и не решаются его задать. Кстати, пользуясь случаем, хочу сказать, что такие вопросы задавать можно и даже нужно, если хочется. Иначе мы начинаем додумывать друг за друга, пытаемся догадаться, часто ошибаемся в предположениях и, как следствие, в отношениях возникают недопонимание и обиды. А ведь все можно было предотвратить изначально, просто задав вопрос и дослушать ответ до конца.
Так вот. Вижу я половиной левого глаза. Той, которая находится по периферии. То есть, если представить себе глаз полым кружком, и разделить его на две, более менее одинаковые, части, то получится, что половина, которая находится ближе к центру, не видит совсем, а вторая, такая же часть, видит достаточно четко. Между этими двумя половинами есть граница, которая как будто растушевана кистью художника. Правый же глаз не видит ничего, прямо от слова совсем. Именно поэтому я держу людей под руку так, чтобы они находились по мою правую сторону.
Итого, моего зрения недостаточно для чтения и письма, я не вижу объекты, даже довольно крупные, если они находятся справа, также я не вижу мелкие черты лица, морщинки, родинки, особенности, которые и делают внешность уникальной и неповторимой. Именно поэтому, если меня застают врасплох на улице фразой «О, привет, как ты?», я часто отвечаю «О, привет, кто ты?». И очень раздражает, когда люди в ответ начинают кокетничать и говорить что-то типа «Ой, ты что меня не узнаешь?» или ещё хуже — «А ты угадай!». В подобных ситуациях я мысленно рисую человеку карту с направлением сами понимаете куда и очень злюсь.
Зато я вижу цвета, правда, могу путаться в оттенках, вижу общий образ человека и крупные детали. Когда-то знакомая, наблюдая за тем, как дотошно и педантично я раскладываю деньги в кошельке (кстати, это единственное дело, где я проявляю педантизм), сказала «Нет, вы только посмотрите на нее! Значит, в дверные косяки она врезается, но зато номиналы купюр видит хорошо!» .
Я часто шучу о том, что я, на самом деле, счастливый человек. Только подумайте: в моём мире нет людей со вторыми и третьими подбородками, перхотью, жирными волосами, кариозными зубами. И мужчин с лохматыми подмышками. В общем, я понимаю, что такое счастливое неведение. Но я чувствую, вижу и воспринимаю красоту по‑другому. Я могу говорить людям, что они сегодня круто выглядят, или что они кажутся уставшими. Потому что я действительно чувствую внутреннее состояние других. Когда человек радостен и воодушевлен, он прямо светится и мне это видно. Когда человек устал и расстроен он кажется тусклым и блеклым.
Мне кажется, что моему разуму очень удобна такая игра. Я много путешествую, и вот тут очень удобна функция плохого зрения — далеко не всегда в поездках чисто и комфортно. А я такая — оп! — и не вижу грязи и плесени. Но при этом красоту неба, деревьев, природы и городов я воспринимаю как будто бы ярче, насыщенней.
Как я живу
Пишу я на телефоне. В каждом смартфоне есть функция «Говорящий телефон». Ее можно включить вручную в настройках, меня стоит приложение, которое запускает ее при включении. Поначалу пробовала освоить компьютер, но там сложнее. Вместо мышки нужно пользоваться сочетанием клавиш, а сама машина должна быть достаточно мощной. В общем, с компьютером у меня не сложилось.
Готовлю я сама. Получается вкусно. Спокойно мою посуду и пылесошу, делаю то, что связанно с тактильным восприятием. Всегда ненавидела вытирать пыль, а сейчас все проще: я ее не вижу, нет пыли — нет проблемы. Трость я не использую. Мой город достаточно прост, в нем мало ступенек, троллейбусы имеют озвучку — не все, но многие. Со светофорами сложней, но здесь я просто стараюсь выбирать более активные перекрёстки и ориентироваться по машинам, а не по людям. Когда иду с кем-то, беру его или ее под руку. Много путешествую, всегда с кем-то, но стараюсь как можно быстрее запомнить что и где находится, чтобы, если что, сориентироваться самостоятельно.
Много читаю, но аудиокниги, потому что шрифтом Брайля не владею. Я слишком ленивая и такой литературы очень мало. И важный для меня момент- через все это не хочу давать себе понять, что можно расслабиться и перестать стремиться к улучшению зрения.
Спустя полгода после потери зрения я решила вернуться в институт. Не для того, чтобы учиться, а для того, чтобы быть в социуме, движении, и не сходить с ума, сидя дома в 4 стенах с новой собой наедине. Студенческая жизнь, скажу я вам, — это прекрасная терапия для покалеченной души. Пары, сессии, нагрузка и тренировка ума. А в основном, друзья, прогулы, общение и движуха. Поначалу мы все привыкали к такому, новому формату общения. Я училась озвучивать свои потребности и желания, а друзья- готовиться к экзаменам, читая вслух, говорить мне, где ступеньки, бордюры и расширять фокус своего внимания. А теперь красивый диплом не менее красиво лежит на полочке.
Зато там я познакомилась с мужем — мы учились в одной группе. Мой муж — вполне здоровый человек. Отношения у нас тоже вполне себе ничего. Как все, проживаем свои кризисы и подъемы. У меня достаточно тяжёлый характер, ну, а партнёров мы все же выбираем себе под стать.
Меня иногда спрашивают: как мне удалось не сойти с ума? Целиком и полностью благодаря моей семье. Наличие общего горя стало для нас самым лучшим тимбилдингом. До этого у нас были свои проблемы, скандалы и трудности, но, когда пришла беда, это всё отошло на какой-то десятый план. Семья быстро включилась, все начали поддерживать меня и друг друга. Львиную долю поддержки я, конечно же, получила от своей мамули. Эта маленькая женщина с кудряшками буквально вернула меня в нормальное состояние. Она постоянно говорила мне, что я сильная, что я молодец, что мы банда и вместе все победим.
Сейчас, спустя 10 лет, я понимаю — я действительно молодец. Когда все случилось, мне, с одной стороны, нестерпимо хотелось реализоваться, стать профи, путешествовать по миру и дружить с интересными людьми. А с другой, было страшно думать о будущем, ведь кому нужен сотрудник, который не может читать, писать и самостоятельно передвигаться в пространстве по причине очень слабого, почти отсутствующего зрения. Но темперамент-то никогда не меняется: мне казалось что в мире происходит куча всего интересного, а я все сижу дома и жизнь проходит мимо. Я психанула и решили хотя бы записаться на какие-нибудь тренировки. Вот так однажды в моей жизни появилась йога. И как-то очень быстро, спустя шесть месяцев, я начала пробовать набирать свои группы уже как инструктор. Я нашла своё любимое дело, я развиваюсь и иду путем своего предназначения. Я не знаю, как бы было, если бы всё сложилось иначе. Но сегодня я люблю свою жизнь и благодарна тому дню десятилетней давности и всему этому периоду. Я получила возможность родиться заново и раскрыть свои крылья на весь размах.
Фото: Facebook
